Жизнь белки не так проста, как может показаться стороннему наблюдателю. Только в сказках «Белка песенки поет, да орешки все грызет». В жизни все гораздо сложнее. Особенно весной.
Наверное, именно об этом думала бы Белка, если бы читала русские сказки. Однако же, читать она не умела. Как, впрочем, и писать. И разговаривала, если честно тоже не очень-то, и только на своем беличьем. А так она добросовестно пыталась найти себе хоть что-нибудь перекусить. И при этом не попасться какому-нибудь хищнику. А то ведь шансов отбиться почти и нет. Зубки махонькие. Коготки тоже крошечные. Да и старая уже была Белка. Много повидала на своем веку.
Видела она и полыхающую тайгу и свирепые снежные бураны и чудные дымящиеся штуки, что катались по просекам. И все ей оказалось нипочем, потому как была Белка хитрой и смышленой. Поумнее своих братьев и сестер. Знала она, когда можно из своего дупла вылезти, а когда – не стоит, рисковала в меру и вообще была образцово-показательной белкой. Только вот не знала она, где ее опасность подстережет.
А тем временем судьба Белки была уже решена. Молодой охотник увидел ее, торопливо поедающую кленовые почки. Торопливо вскинул ружье, прицелился и выстрелил. Прямо в глаз, как это у опытных охотников водится. Белка даже почувствовать ничего не успела. Раз и исчезло все вокруг.
Не надолго, правда. На секунду не больше. Белка даже подумала, что моргнула просто. Ан нет. Не в лесу она уже была совсем не в лесу. А в куче какого-то рыжего меха. Присмотрелась Белка и ахнуть захотелось – лежала она в куче своих сородичей. Только все они какие-то не живые. Мех ровненький, без единой подпалинки, рты закрытые и глаза. Стеклянные. Ужас, в общем. Хотела Белка крикнуть и не смогла вдруг. Даже рот не раскрылся. Захотелось моргнуть – и глаза не слушаются. Поняла Белка, что и она такой же стала, как и все вокруг. Испугалась она страшно. И даже сознание потеряла. Для этого то тело не очень и нужно.
Очнулась Белка оттого, что кто-то ее в руку взял и к лицу поднес. Покрутил, осмотрел внимательно. Улыбнулся довольно. И сказал: «Эту беру.» Белка хоть и не поняла, что он сказал, но догадалась, что ее сейчас из этого страшного места заберут. И хорошо, лишь бы подальше отсюда.
И правда, через несколько минут она уже лежала в огромном рюкзаке, в окружении множества незнакомых ей предметов. От скуки Белка принялась мысленно давать им названия. А поскольку предметов было много, то и хватило ей этого занятия надолго. Ведь не так то просто придумать название вещи, если не знаешь для чего она.
А тут снова ее вытащили и кому-то в руки передали. И были они до того приятные, что захотелось Белке, чтобы держали они ее крепко-крепко и не отпускали. А потом посмотрела она на ту, которая ее в руках держала и еще больше обрадовалась. Потому как лицо у нее было добрым. И смотрела она на Белку ласково. Пожалуй, даже с любовью.
И началась с этих пор у Белки совсем другая жизнь. Большую часть ее она стояла на полке в окружении разных умных книг. И придумывала названия всему вокруг. А потом сочиняла про это истории. Надо же как-то развлекаться, в самом деле! Конечно, Белка частенько грустила по былому. По тайге, по хрусту шишек, по птичьим песням. Только вот как посмотрят на нее глаза добрые, так сразу тепло становится, как раньше никогда не было. А если еще и в руки возьмет – так вообще замечательно…
И только по ночам Белке бывало грустно и одиноко. Почти ничего не видно, да и не подойдет к ней никто. А спать игрушечные белки не спят.